Ею стала для Марка Рафалова, спортивного судьи, журналиста, фронтовика и жителя района Фили-Давыдково, медаль «За оборону Москвы»
Имя Марка Рафалова хорошо известно спортивной общественности. И вот почему. В высшей лиге чемпионата СССР Марк Михайлович провел более 200 матчей (а всего — более 300 встреч) в качестве судьи. Имеет почетный ранг «Судья всесоюзной категории». Причем после завершения судейской карьеры он инспектировал матчи высшей лиги чемпионата СССР. В 2003 году ему было присвоено звание «Почетный судья по футболу».
В прессе его называли не иначе как «беспротестный судья и конфликтный инспектор». О нем с уважением писали: «Он — единственный в стране инспектор, который борется с договорными играми».
Любимое занятие — судейство — Марк Михайлович совмещал с литературной работой: он автор многих книг, посвященных футболу, его перу принадлежит немало острых и резонансных газетно-журнальных публикаций.
Надо сказать, что Рафалов много лет бессменно вел актуальную рубрику «Уголок арбитра» в еженедельнике «Футбол-Хоккей», опубликовав более тысячи очерков и статей. Известный в советское время журналист Аркадий Галинский как-то сказал, что Марк Михайлович — «лучший судья среди журналистов и лучший журналист среди судей».
Автор трех десятков книг о футболе, трех сборников стихов о войне, член Союза писателей России и Союза журналистов СССР, Марк Михайлович — кавалер почти тридцати государственных наград. Но все это будет потом, в зрелом возрасте и после войны. А надо сказать, что Рафалов — фронтовик, участник Великой Отечественной войны, которую закончил в звании капитана морской пехоты.
Но мы бы хотели сказать несколько слов о его первой награде. К ней он был представлен еще до того, как надел солдатскую робу.
Девочка на асфальте
…Как и всякий школьник, да к тому же еще и старшеклассник, Марк ждал летних каникул, наверное, чуть ли не с первых дней теперь уже прошедшего учебного года. Он казался таким мучительно долгим, что после него и июнь хранил на себе отпечаток уроков и долгое эхо утреннего будильника. Большинство своих летних планов шестнадцатилетний паренек строил на июль и август. А пока самозабвенно гонял в футбол, упивался восхитительным ничегонеделаньем да изредка, под настроение, невинно бедокурил с друзьями в каком-нибудь парке либо на Москве-реке.
Все изменилось в воскресный день 22 июня, когда уличные репродукторы сообщили голосом В. Молотова о начавшейся войне с фашистской Германией. По молодости лет герой нашего рассказа, как и многие его сверстники, не понимал поначалу тревожных настроений взрослых. Воспитанные на советских фильмах и книгах, прославлявших непобедимую Красную армию, на лозунгах и речах вождей, совсем еще юные ребята свято верили, что враг в ближайшее время получит сокрушительный отпор, будет выдворен за пределы Советского Союза, а там, за месяц-другой, советские танки стальной лавиной хлынут на улицы Берлина и европейских столиц, захваченных гитлеровцами. Так должно было быть. И только по какому-то недоразумению фашистские орды все еще топчут нашу землю…
Однако что-то и где-то пошло не так. Сводки Совинформбюро ежедневно сообщали об упорных боях и героическом сопротивлении советских войск. А затем по радио стали коротко, скороговоркой информировать об оставленных городах. А по карте было видно, как быстрым маршем движется германская военная машина к «колыбели революции» — Ленинграду и столице нашей Родины Москве. Обстановка осложнялась. И скоро представился случай убедиться в этом. В один из дней в небе над столицей появился немецкий самолет. Он был всего один, но вел себя уверенно и нагло. Сделав несколько кругов над городом, выбрал цель и в бреющем полете метнул бомбы на людскую очередь, выстроившуюся у дверей продуктового магазина. Было это, по сути дела, в центре Москвы, и, услышав взрывы, Марк устремился к месту происшествия.
— То, что я увидел, — признается ветеран, — осталось в моей памяти навсегда.
А увидел он воронку от разрыва авиабомбы, лужу неестественно яркой крови, маленькую девочку лет примерно шести, лежавшую в ней в неудобной позе, и ее бившуюся в истерике маму. До сих пор эта картина не уходит из памяти, которая скрупулезно хранит каждую деталь, каждый штрих увиденного. Накрепко впечатались даже запахи и звуки.
Солдат, прошедший войну, не раз видевший смерть глаза в глаза, сам убивавший врагов и хоронивший друзей, признается, что большего потрясения, чем в тот июльский день, он никогда не испытывал.
Вахта на чердаке
Уже через два дня после первой бомбежки Москвы Марка привлекли в «комсомольско-молодежный отряд по борьбе с последствиями налетов фашистской авиации». Были в нем и школьники, как он, и рабочие парни и девушки, студенты. Даже несколько семейных товарищей состояли в штате этого полугражданского-полувоенного подразделения. В дальнейшем такие отряды вошли в местную систему противовоздушной обороны — МПВО. Но в то время о ведомственной принадлежности их не задумывались. Молодые люди не только помогали в ликвидации последствий бомбежек и пожаров, но и дежурили на своих постах во время авианалетов.
— Первым делом, — вспоминает Марк Михайлович, — по приказу городских властей с чердаков жилых домов, да и вообще всех зданий, было убрано все лишнее — всевозможный бытовой хлам, строительные материалы, хранившиеся здесь на случай ремонта, все, что могло воспламениться. Зато были установлены емкости с водой, ящики с песком, каждый пост также был оснащен необходимым инвентарем. А еще каждый боец имел рукавицы из плотной ткани. Задача перед нами была поставлена простая: в случае обнаружения зажигательной бомбы, следовало немедленно гасить их на месте, либо сбрасывать с крыши во двор…
Укрощение огня
Вахту ребята несли посменно, круглосуточно. Как правило, немецкие самолеты могли прорваться в небо столицы в ночное время. Но существовала вероятность и дневных налетов. Особенно остро стояла такая угроза в тревожную осень 41-го.
Рафалов в эту смену дежурил на крыше дома № 15/17, что на углу Петровки и Столешникова. Все было как обычно. Над затемненным городом висели на тросах огромные туши аэростатов. На улице где-то изредка шумели моторами припозднившиеся автомобили да раздавались иногда шаги военного патруля. Москва погружалась в сон, когда тишину вдруг нарушил рев сирен и громкоговорители возвестили об угрозе воздушного нападения. Такое случалось довольно часто. Но, как правило, тревогу вскоре отменяли. Плотная противовоздушная оборона на подступах к столице почти не оставляла шансов фашистским летчикам. Тем не менее несколько самолетов (из десятков и сотен) иногда ухитрялись пройти ее. Но и здесь их ждал отнюдь не радушный прием. Небо методично обшаривали лучи прожекторов, слушали его и установки звукоулавливающей аппаратуры, на крышах, в скверах, на пустырях оживали зенитные орудия. Вот и на этот раз где-то по соседству «залаяла» коротко и отрывисто малокалиберная зенитка, посылая вслед уходящему самолету серии из пяти выстрелов. И одновременно что-то, пробив жестяную кровлю, рухнуло на чердак. Сквозь рваные дыры в крыше паренек увидел далекие, безразличные к происходящему звезды, и лишь потом заметил разгорающиеся огни на полу. Надев рукавицы, Марк подобрал ближайший к нему снаряд и отнес к бочке с водой. Следующий погрузил в ящик с песком, побежал за третьим. Его пришлось выбросить на землю через слуховое окно. Когда возвращался, заметил еще один. «Да сколько ж их тут?» — подумал он, обезвреживая снаряд.
Старшие товарищи потом объяснили, что в здание угодила, по-видимому, целая кассета бомб. И хорошо, заметили опытные бойцы, что снаряды были всего лишь зажигательными. Случись фугасный или осколочный… Марк невольно поежился от такого предположения, вспомнив девочку на асфальте.
Школьно-служебный альянс
— В те же дни, — вспоминает Марк Михайлович, — из числа наиболее крепких ребят и девчат был сформирован еще один отряд. Его отправили на строительство оборонительных сооружений на Можайском направлении. Несколько дней мы рыли кирками и лопатами противотанковые рвы. Затем поступил приказ вернуться в город, где уже шла эвакуация…
Впрочем, защитников столицы, которыми считали себя и ребята из отряда, никто удалять из города не приказывал. Да и не оставили бы они своих постов. Тем более что это было реальное, конкретное и нужное в условиях обороны столицы дело. К тому времени уже объявили, что школы в Москве временно закрываются, и Марк устроился электромонтером в театр эстрады. По ночам он все так же дежурил, но уже на крыше типографии «Красный пролетарий». В этом же здании, как узнал, открылась очно-заочная школа рабочей молодежи. В нее он и подал заявление. А что, подумал, это очень удобно. Вечером, после работы — занятия. А затем, прямо с уроков — на крышу.
Находилось у него время и для занятий на курсах военного всеобуча. Что очень скоро пригодилось на практике. В августе 42-го на его имя пришла повестка из районного военного комиссариата.
От реки Ловать и до Победы
Определили новобранца в учебную команду, где готовили младших командиров. Командовать сержанту Рафалову предстояло минометным расчетом. Однако после трехмесячного обучения в конце 42-го года вручили ему трехлинейную винтовку со штыком и направили на пополнение понесшей тяжелые потери 154-й отдельной морской стрелковой бригады Северо-Западного фронта. Так, вдали от моря и боевых кораблей стал Марк Рафалов морским пехотинцем. Назначили его помощником командира взвода второй роты второго батальона. Позиции подразделение занимало в болотистой, лесистой местности недалеко от реки Ловать и в некотором удалении от основной линии обороны. Рутинным делом были здесь артиллерийские и авиационные налеты, ружейно-пулеметные обстрелы. Особые активные боевые действия в то время не велись, и новички имели возможность войти во фронтовые будни не на острие атаки, которая могла стать для них первой и последней. Но уже готовились в бригаде к наступательным действиям, и уже расписана была в небесной канцелярии солдатская судьба Рафалова. Будут в ней тяжелые ранения, удачные рейды и захлебнувшиеся атаки, радость побед и горечь утрат фронтовых друзей. Много чего случится с ним за долгие месяцы и годы войны. Их бригада станет летом 43-го года 15-й гвардейской. Не раз и он будет представлен к боевым наградам. Но пока на его гимнастерке были только два гражданских значка. Один говорил о его принадлежности к спортивному клубу «Динамо», второй — о членстве в футбольной команде «Крылья Советов». В один, далеко не лучший свой день Марк лишился и их, и гимнастерки. Зато узнал из письма матери о том, что он, Марк Михайлович Рафалов, награжден медалью «За оборону Москвы». Так оценила Родина его вклад в защиту столицы от вражеского нашествия.
Наверное, именно поэтому Марк Михайлович так ценит свою первую боевую награду.
Александр Лёвин